Их первые шаги на парковке у сектора прибывших в бургасском аэропорту были неуверены. Как.будто они учились ходить снова. Их взгляды блуждали. Они хотели увидеть, а не смели. Пытались собрать силы, посмотреть прямо в глаза воспоминание о кровавом теракте, отнял жизнь их близких в том ужасном 18 июля.
Они были слабыми и испуганными, хрупкими и раненными, эти сыновья и дочери одного столь выстрадавшего народа. Мужчины и женщины из Израиля, выросли на преданиях о гонениях и насилии над людьми много поколений.
Медленно переступали по нагретому асфальту парковки и не смели посмотреть на лобное место, на место, где смерть грубо постигла их дорогих людей и зачеркнула их, оставляя боль, страх и отчаяние в двух государствах.
Они стояли в тридцать метров от Места, от ужасного Места.
[caption id="attachment_8476" align="alignleft" width="300" caption="Он уцелел, но потерял любимую жену и своего нерожденного ребенка"]
[/caption]
Только один мужчина, с бинтованной ногой, хромая, со слезами в глазах, прошел расстояние. Все смотрели на него. Они смотрели на него и не смели пойти за ним.
Кровожадные медиа застигли его, хищно охватили, камеры защелкали, чтобы запечатать его путь.
Мужчина прошел сквозь толпу. Ничего не сказал. Дошел до Места. Заплакал. Потом объяснил свою версию и снова рассказал свои воспоминания одному полицейскому. Сел на колени и указал пальцем. Рука его дрожала. Голос исчез. Слезы вытекали и он уже не мог остановить их. Он вернулся снова в том 18 июля, когда жена его погибла.
Вернулся туда, где смерть оставила свой отпечаток.
Мужчины и женщины еще стояли в тридцать метров и не находили силы пройти через ничью землю, чтобы дойти до Места.
Собрались в группу. Пошли нестройной колонной в сектор Прибывших, вошли в нем и как-будто исчезли.
На площади остались только медиа, шумные, напряженные, всегда готовы схватить любой момент боли и слабости, муки и страдания, чтобы продать их за мелкую денежку, увеличить хотя и незначительно тираж, рейтинг.
И что? Ничего личного, только бизнес – сказал бы каждый из медийных патанатомов с засученными рукавами и засученными чувствами.
Они вышли. Походка стала неуверенной. Схватили руку рукой, дрожали. На этот раз их взгляды смотрели прямо в одну точку, а Место их властно привлекало.
[caption id="attachment_8478" align="alignleft" width="300" caption="Это были самые трудные шаги людей, потерявших близких"]
[/caption]
Наверно это были самые трудные шаги в их жизни, это было настоящая дорога страдания через шпалеру из камер, фотоаппаратов и микрофонов.
Пришли и как-будто вдохнули страх и ужас того проклятого июльского дня. Пошатнулись, сели на колени, заплакали и схватились за руки.
Их рыдания почти изчезли в гвалте медий, которые почти подрались с полицейскими, чтобы обеспечить хорошую видимость для камер и хорошую близость для микрофонов.
Они плакали, пока их записывали и снимали в абсурдном фильме скорби.
Место залило их огромным потоком скорби и безнадежности. И поэтому они заплакали. Голосом. Мужчины и женщины.
Слезы их напоили пропитанный ужасом асфальт. Много слез.
[caption id="attachment_8479" align="alignleft" width="300" caption="Большая и маленькая свеча матери и нерожденному ребенку"]
[/caption]
Они как-то нашли силы, покрыли асфальт цветами и поставили горящие свечи.
Несколько больших свечей и одна маленькая. Очень маленькая. Свеча-ребенок или ребенок-свечка. Огонек ее робко пошатнулся, почти угас, но горел достаточно долго, чтобы тот мужчина, который первым прошел через ничью асфальтовую землю до Места, сказал тихо:
„Это свеча для моей жены. Она погибла здесь. А эта маленькая свечка нашему ребенку. Он погиб здесь прежде чем родиться.
А может и не сказал именно это, может сказал и другое, но кто мог винить другого, что он не все перевел. Хромающий, крупный, недавно поседевший мужчина снова заплакал.
Из-за ветра ли, из-за одной из слез ли, но маленькая свечка угасла. Пламя ее исчез, как исчезла и жизнь нерожденного ребенка Израиля.
Хранит Бог его душу. Его и погибших мужчин и женщин в этот кровавый и проклятый 18 июля в бургасском аэропорту.
Через несколько минут протяжный звук козьего рога огласил аэропорт. Кто-то прошептал, что это шофар*. Мелодия, которую раввин исполнил, полетела в небо, к Богу и отнесла молитву живых Бог принял и дарил покоем души мертвых.
Мертвые, среди которых и один нерожденный ребенок Израиля.
*шофар - еврейский ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного. Имеет очень древнюю историю и традицию употребления, восходящую к Моисею. В него трубят во время синагогального богослужения на Рош Ха-Шана (еврейский Новый год) и Йом-Кипур (Судный день, или День искупления) и в ряде других случаев.
Коментари
Их первые шаги на парковке у сектора прибывших в бургасском аэропорту были неуверены. Как.будто они учились ходить снова. Их взгляды блуждали. Они хотели увидеть, а не смели. Пытались собрать силы, посмотреть прямо в глаза воспоминание о кровавом теракте, отнял жизнь их близких в том ужасном 18 июля.
Они были слабыми и испуганными, хрупкими и раненными, эти сыновья и дочери одного столь выстрадавшего народа. Мужчины и женщины из Израиля, выросли на преданиях о гонениях и насилии над людьми много поколений.
Медленно переступали по нагретому асфальту парковки и не смели посмотреть на лобное место, на место, где смерть грубо постигла их дорогих людей и зачеркнула их, оставляя боль, страх и отчаяние в двух государствах.
Они стояли в тридцать метров от Места, от ужасного Места.
[caption id="attachment_8476" align="alignleft" width="300" caption="Он уцелел, но потерял любимую жену и своего нерожденного ребенка"]
[/caption]
Только один мужчина, с бинтованной ногой, хромая, со слезами в глазах, прошел расстояние. Все смотрели на него. Они смотрели на него и не смели пойти за ним.
Кровожадные медиа застигли его, хищно охватили, камеры защелкали, чтобы запечатать его путь.
Мужчина прошел сквозь толпу. Ничего не сказал. Дошел до Места. Заплакал. Потом объяснил свою версию и снова рассказал свои воспоминания одному полицейскому. Сел на колени и указал пальцем. Рука его дрожала. Голос исчез. Слезы вытекали и он уже не мог остановить их. Он вернулся снова в том 18 июля, когда жена его погибла.
Вернулся туда, где смерть оставила свой отпечаток.
Мужчины и женщины еще стояли в тридцать метров и не находили силы пройти через ничью землю, чтобы дойти до Места.
Собрались в группу. Пошли нестройной колонной в сектор Прибывших, вошли в нем и как-будто исчезли.
На площади остались только медиа, шумные, напряженные, всегда готовы схватить любой момент боли и слабости, муки и страдания, чтобы продать их за мелкую денежку, увеличить хотя и незначительно тираж, рейтинг.
И что? Ничего личного, только бизнес – сказал бы каждый из медийных патанатомов с засученными рукавами и засученными чувствами.
Они вышли. Походка стала неуверенной. Схватили руку рукой, дрожали. На этот раз их взгляды смотрели прямо в одну точку, а Место их властно привлекало.
[caption id="attachment_8478" align="alignleft" width="300" caption="Это были самые трудные шаги людей, потерявших близких"]
[/caption]
Наверно это были самые трудные шаги в их жизни, это было настоящая дорога страдания через шпалеру из камер, фотоаппаратов и микрофонов.
Пришли и как-будто вдохнули страх и ужас того проклятого июльского дня. Пошатнулись, сели на колени, заплакали и схватились за руки.
Их рыдания почти изчезли в гвалте медий, которые почти подрались с полицейскими, чтобы обеспечить хорошую видимость для камер и хорошую близость для микрофонов.
Они плакали, пока их записывали и снимали в абсурдном фильме скорби.
Место залило их огромным потоком скорби и безнадежности. И поэтому они заплакали. Голосом. Мужчины и женщины.
Слезы их напоили пропитанный ужасом асфальт. Много слез.
[caption id="attachment_8479" align="alignleft" width="300" caption="Большая и маленькая свеча матери и нерожденному ребенку"]
[/caption]
Они как-то нашли силы, покрыли асфальт цветами и поставили горящие свечи.
Несколько больших свечей и одна маленькая. Очень маленькая. Свеча-ребенок или ребенок-свечка. Огонек ее робко пошатнулся, почти угас, но горел достаточно долго, чтобы тот мужчина, который первым прошел через ничью асфальтовую землю до Места, сказал тихо:
„Это свеча для моей жены. Она погибла здесь. А эта маленькая свечка нашему ребенку. Он погиб здесь прежде чем родиться.
А может и не сказал именно это, может сказал и другое, но кто мог винить другого, что он не все перевел. Хромающий, крупный, недавно поседевший мужчина снова заплакал.
Из-за ветра ли, из-за одной из слез ли, но маленькая свечка угасла. Пламя ее исчез, как исчезла и жизнь нерожденного ребенка Израиля.
Хранит Бог его душу. Его и погибших мужчин и женщин в этот кровавый и проклятый 18 июля в бургасском аэропорту.
Через несколько минут протяжный звук козьего рога огласил аэропорт. Кто-то прошептал, что это шофар*. Мелодия, которую раввин исполнил, полетела в небо, к Богу и отнесла молитву живых Бог принял и дарил покоем души мертвых.
Мертвые, среди которых и один нерожденный ребенок Израиля.
*шофар - еврейский ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного. Имеет очень древнюю историю и традицию употребления, восходящую к Моисею. В него трубят во время синагогального богослужения на Рош Ха-Шана (еврейский Новый год) и Йом-Кипур (Судный день, или День искупления) и в ряде других случаев.
Коментари